Признак смерти большого автора: все имеющиеся в наличии книги этого автора складывают на отдельную полку в магазине. На самом видном месте.

- - -

Про "Звезду пленительного счастья" короткой строкой.
Как всегда, у меня альтернативное распределение симпатий и антипатий. Антипатии в массе своей достались декабристам и их женам. Про симпатии: я думала, любимым персонажем останется Николай I.
Но нет.
Любимый персонаж - все-таки иркутский губернатор by Смоктуновский.
Маски-маски-маски, не разглядеть настоящего. Не понять мотиваций. Неопределенный, увертливый, скользкий. Разделить разделил, а властвовать не вышло. И там - в самом финале, когда что-то лопается, выворачивается, переворачивается. Истончается и рвется. И он изменившимся голосом говорит: "Вы... поедете. Поедете. Я дам лошадей". Я почти плачу. Единственный раз за этот фильм. Кусаю губы. Все. Можно не продолжать. Больно, больно, больно.
Грань, за которой испытанием быть не легче, чем испытуемым. Даже тяжелее. Грань, за которой все меняется местами: испытуемый становится испытанием. Жертва становится палачу палачом. Пыткой. И откровением: так и было с самого начала. Власть - высшая степень несвободы. В том числе и несвободы от грязи.

Весеннее такое: тяжело менять кожу. Лопается почка, из нее лист. Из маленького и низкого выходит то, что больше и выше.

Мне этот фильм - про блажь, про "делай, что должен", про "идти до конца" и про великое одиночество каждого, каждого, каждогокаждогокаждого.

А я, как подсолнух за солнцем, следую за самыми трагическими и неоднозначными. Склоняюсь к ним.
Там, где Дюма, я кардиналист, например. Еще симпатизирую Арамису, но главным образом все-таки смотрю на кардинала.