"в густом лесу мифологем признаться бы, но в чем?" ©
Досмотрели сегодня "Мосты округа Мэдисон" (начали вчера;
и вот я не могу молчать.ну, вообще говоря, я начала в Москве в мае 2012 года, посмотрела тогда минут двадцать - до букета, что ли, но это неважно; то есть важно, но не здесь; это вообще другая история, охвостье моего "Титаника" ("Олимпика"!), слабое эхо одного сюжета в другом, сообщения отправленные - и полученные спустя годы, без смысла, без цели, постфактум, как поет "Високосный год", "просто так, для красоты").
И вот главные две вещи, о которых я думаю:
1) как Ричард говорит Франческе, уезжая на ярмарку: "Ты же знаешь, я не могу спать спокойно, если ты не лежишь рядом".
Как он потом покупает двойное место на кладбище для себя и жены.
А она, решившая быть в жизни с одним, а в смерти с другим, просит кремировать ее и развеять прах над мостом Роузмэн; и дети, в начале фильма готовые проигнорировать ее желание и ее право решать, в конце фильма кремируют и развеивают,
а Ричард - покойный Ричард - без своей миссис Ричард - -
...
И это не дает мне покоя. В контексте той полупросьбы, высказанной в начале фильма, - самого главного вообще, что произносит Ричард.
Вопрос _покоя_, да.
2) и что в целом эта история (моими глазами) не про любовь и привычку ("свыше нам дана"), а про покой и беспокойство.
("... устрой ее себе к покою"; да, я много дней подряд читаю и перечитываю Пушкина на ночь, и это не проходит бесследно: русская классика поднимается из глубин).
Прекраснейшая Мэрил Стрип (я не узнала ее совершенно, хотя буквально сразу перед этим посмотрела с ней "Дьявол носит Прада"), которая единственная в этом фильме актер и играет (которая поэтому вообще - единственная в этом фильме, единственная - существует); и в моих глазах фактически весь фильм сделан ее пластикой. Бесподобно. Господи, бесподобно. История, рассказанная не словами, но расположением тела в пространстве, движениями, безотчетными жестами. С самого начала, с самого своего появления на экране Франческа не находит себе места и будто пытается вылезти из себя, из своей кожи, из своей жизни, сама в себе маясь; и с появлением Роберта пытается все сильнее, все отчаяннее; а потом это прекращается - резко, вдруг. И самое главное - тот момент, когда это прекращается. Когда ее жизнь перестает быть ей тесна, неудобна, мучительна. Когда она принимает свое место - место, отведенное ей собою же.
Пластика Франчески, сидящей за ужином после возвращения семьи с ярмарки, это пластика уже другого, нового человека - и далее всю оставшуюся жизнь, до конца.
А пластика Франчески, сидящей за последним ужином с Робертом, это пластика человека, избавляющегося от тонких и липких паутинных пут.
- - -
Вообще: персонаж потрясающей эпичности. Мыслящий глобальными категориями, не гоняющийся, как я, за деталями, и оттого истинно несуетный по натуре своей и истинно великий. Она хорошо _понимает_ - о себе и о жизни; а еще лучше _предугадывает_ - себя, свои чувства, масштаб поражения. Ее чувства суть чувства, опережающие события. Пред-чувства. Пред-чувствования. Ее сердце - чуткое и умное сердце. Мудрое, наверное, тоже - но в первую очередь потому что умное.
И это ее безукоризненное умение заботиться - о себе! Без стеснения заботиться о себе и своей жизни. Не перекладывая ответственность и тем более не хватаясь за чужую - за ответственность человека, который и сам о себе позаботится.
А выбор - выбор что - выбор был, конечно, нехитрый (не значит "легко давшийся"!): "сохранить то и другое (а еще по закону диалектики приобрести что-то новое) или в конечном счете утратить то и другое (опять же с учетом закона диалектики, но только в минус)". И дело не в том, что она выбирает правильный вариант - дело в том, что она умеет верно оценить ситуацию (и себя) и четко сформулировать вопрос (к себе). А не попадается на удочку ошибочной формулировки "между долгом и чувством", например.
История о (чем) покое и о (ком) молодчине.
- - -
Ну и Бродский, конечно, потому что этого во мне не может заслонить даже Пушкин.
"На прощанье - ни звука.
Граммофон за стеной.
В этом мире разлука -
лишь прообраз иной.
Ибо врозь, а не подле
мало веки смежать
вплоть до смерти. И после
нам не вместе лежать".
Правота разделяет беспощадней греха. Чем тесней единенье, тем кромешней разрыв. Только емкость поделим, но не крепость вина. Расставанье заметней, чем слияние душ. Ну, вы же сами знаете - все это - все целиком -
это так просто: уложить стихотворение на прокрустово ложе смыслов фильма и обрубить, что торчит - просто при данном конкретном прочтении не восприняв, пропустив мимо.
и вот я не могу молчать.ну, вообще говоря, я начала в Москве в мае 2012 года, посмотрела тогда минут двадцать - до букета, что ли, но это неважно; то есть важно, но не здесь; это вообще другая история, охвостье моего "Титаника" ("Олимпика"!), слабое эхо одного сюжета в другом, сообщения отправленные - и полученные спустя годы, без смысла, без цели, постфактум, как поет "Високосный год", "просто так, для красоты").
И вот главные две вещи, о которых я думаю:
1) как Ричард говорит Франческе, уезжая на ярмарку: "Ты же знаешь, я не могу спать спокойно, если ты не лежишь рядом".
Как он потом покупает двойное место на кладбище для себя и жены.
А она, решившая быть в жизни с одним, а в смерти с другим, просит кремировать ее и развеять прах над мостом Роузмэн; и дети, в начале фильма готовые проигнорировать ее желание и ее право решать, в конце фильма кремируют и развеивают,
а Ричард - покойный Ричард - без своей миссис Ричард - -
...
И это не дает мне покоя. В контексте той полупросьбы, высказанной в начале фильма, - самого главного вообще, что произносит Ричард.
Вопрос _покоя_, да.
2) и что в целом эта история (моими глазами) не про любовь и привычку ("свыше нам дана"), а про покой и беспокойство.
("... устрой ее себе к покою"; да, я много дней подряд читаю и перечитываю Пушкина на ночь, и это не проходит бесследно: русская классика поднимается из глубин).
Прекраснейшая Мэрил Стрип (я не узнала ее совершенно, хотя буквально сразу перед этим посмотрела с ней "Дьявол носит Прада"), которая единственная в этом фильме актер и играет (которая поэтому вообще - единственная в этом фильме, единственная - существует); и в моих глазах фактически весь фильм сделан ее пластикой. Бесподобно. Господи, бесподобно. История, рассказанная не словами, но расположением тела в пространстве, движениями, безотчетными жестами. С самого начала, с самого своего появления на экране Франческа не находит себе места и будто пытается вылезти из себя, из своей кожи, из своей жизни, сама в себе маясь; и с появлением Роберта пытается все сильнее, все отчаяннее; а потом это прекращается - резко, вдруг. И самое главное - тот момент, когда это прекращается. Когда ее жизнь перестает быть ей тесна, неудобна, мучительна. Когда она принимает свое место - место, отведенное ей собою же.
Пластика Франчески, сидящей за ужином после возвращения семьи с ярмарки, это пластика уже другого, нового человека - и далее всю оставшуюся жизнь, до конца.
А пластика Франчески, сидящей за последним ужином с Робертом, это пластика человека, избавляющегося от тонких и липких паутинных пут.
- - -
Вообще: персонаж потрясающей эпичности. Мыслящий глобальными категориями, не гоняющийся, как я, за деталями, и оттого истинно несуетный по натуре своей и истинно великий. Она хорошо _понимает_ - о себе и о жизни; а еще лучше _предугадывает_ - себя, свои чувства, масштаб поражения. Ее чувства суть чувства, опережающие события. Пред-чувства. Пред-чувствования. Ее сердце - чуткое и умное сердце. Мудрое, наверное, тоже - но в первую очередь потому что умное.
И это ее безукоризненное умение заботиться - о себе! Без стеснения заботиться о себе и своей жизни. Не перекладывая ответственность и тем более не хватаясь за чужую - за ответственность человека, который и сам о себе позаботится.
А выбор - выбор что - выбор был, конечно, нехитрый (не значит "легко давшийся"!): "сохранить то и другое (а еще по закону диалектики приобрести что-то новое) или в конечном счете утратить то и другое (опять же с учетом закона диалектики, но только в минус)". И дело не в том, что она выбирает правильный вариант - дело в том, что она умеет верно оценить ситуацию (и себя) и четко сформулировать вопрос (к себе). А не попадается на удочку ошибочной формулировки "между долгом и чувством", например.
История о (чем) покое и о (ком) молодчине.
- - -
Ну и Бродский, конечно, потому что этого во мне не может заслонить даже Пушкин.
"На прощанье - ни звука.
Граммофон за стеной.
В этом мире разлука -
лишь прообраз иной.
Ибо врозь, а не подле
мало веки смежать
вплоть до смерти. И после
нам не вместе лежать".
Правота разделяет беспощадней греха. Чем тесней единенье, тем кромешней разрыв. Только емкость поделим, но не крепость вина. Расставанье заметней, чем слияние душ. Ну, вы же сами знаете - все это - все целиком -
это так просто: уложить стихотворение на прокрустово ложе смыслов фильма и обрубить, что торчит - просто при данном конкретном прочтении не восприняв, пропустив мимо.